В конце правления Императрицы Екатерины Второй к Петербургскому двору пригласили двух сестер-принцесс Саксен-Кобург-Готского дома, дабы выбрать невесту Великому Князю Константину Павловичу. Выбор пал на совсем еще молоденькую (она родилась в сентябре 1781 года) Юлианну-Генриетту-Ульрику, получившую во св. крещении имя Анны Феодоровны. Венчание состоялось 12 февраля 1796 года. Стремление Великой Княгини к скромной и уединенной жизни обратило на себя внимание общества. В оде, написанной по случаю бракосочетания, об Анне Федоровне говорилось:
Умеет души привлекать,
От злобы правду защищать.
Она премудрость почитает,
Ее в поступках соблюдает.
Горда — но честностью одной.
Любезна — внутренней красой.
Любя, не знает чтить притворства,
Умеет слабость извинять,
Пример к добру собой казать,
Ея советы в огорченьи
Целят томимый дух в мученьи,
Ея сильна с разсудком речь
Отчаянье души пресечь.
В беседах весела, прелестна,
Мила, чувствительна, нелестна.
В 1801 году некие причины (называли и нездоровье, и неприятие придворной жизни) заставили Анну Федоровну уехать в Швейцарию, где она проживала тихо и уединенно. 20 марта 1820 года Императорским Манифестом объявлялось о расторжении брака «по вниманию к домашнему положению Великого Князя Цесаревича в долговременном отсутствии Супруги Его, Великой Княгини Анны Федоровны, которая… по крайне разстроенному состоянию Ея здоровья, как до ныне к Нему не возвращалась, так и впредь по личному Ея объ-явлению, возвратиться в Россию не может».
В 1857 году появилось сообщение о посещении Анны Федоровны Вел. Князем Константином Николаевичем и В.К. Марией Николаевной, а 8 августа 1860 года при Императорском дворе был наложен траур на 14 дней по случаю кончины Анны Федоровны. Такова официальная история жизни женщины, которая при ином стечении обстоятельств могла стать матерью наследника Российского Престола. Однако…
«20 октября 1859 года, — сообщает известный историк-краевед И.И. Дубасов, — в Там-бовский Вознесенский монастырь привезли старушку лет 70-ти и сдали ее монастырскому начальству под строгий надзор. Документов при ней не было никаких. Одета она была по монашенски, в рясу с белым апостольником, и с первого же разу произвела на весь монастырь сильное впечатление своею почтенною наружностью, изящными манерами и сдержанностью в обращении, доходившею на первых порах до полного молчальничества. Весь монастырь пришел в весьма понятное волнение. Всем хотелось знать, кто эта таинственная приезжая старушка.
В монастырь привезли ее под именем коллежской ассесорши Анны Ивановны Степа-новой, но этому имени никто не придавал никакого значения, считая его невольным псевдонимом приезжей… Даже власти тамбовские, губернатор и архиерей, не знали настоящего ее имени и звания. Для всех окружавших ее несомненно было только то, что она привезена под надзором полицейского чиновника из женского Кирсановского монастыря, в котором жила с 8-го сентября 1858 года; что еще раньше она содержалась в Усманском Софийском монастыре, куда ее привезли по распоряжению шефа жандармов графа Орлова в июле 1852 года, и что она носила монашескую рясу по праву, приняв схиму во время своего пребывания в старом Иерусалиме.
Немногие лица, пользовавшиеся ее доверием, впоследствии рассказывали, что старушка Анна Ивановна Степанова была хорошо известна самым высокопоставленным лицам на-шей аристократии, как светской, так и духовной, и что некоторые из них отзывались о ней с величайшим уважением и считали ее своею благодетельницею.
По разговору ее можно было догадываться, что она не русского происхождения, потому что по-русски говорила хотя и правильно, но с сильным немецким акцентом, и что, во-обще она была женщина очень образованная и замечательно умная, отличавшаяся разнообразием самых солидных знаний и обширною житейскою опытностью. Вместе с тем, она бы-ла чрезвычайно богомольна и имела на всех окружавших ее самое благодетельное нравственное влияние.
Были такие случаи, что люди самые легкомысленные в религиозном отношении, поговорив с нею, нравственно перерождались и делались людьми самого строгого религиозного направления. Впрочем, с монастырскими послушницами матушка Анна была очень строга и требовательна, так что угодить ей было делом далеко не легким. Все служанки, прежде чем явиться к ней, должны были вымыться холодной водой, и при малейшей неисправности или неловкости, получали от нее самые строгие выговоры, сопровождаемые весьма резкою бранью.
Обстановка ее келии в тамбовском монастыре была простая, но изящная. Множество цветов на окнах, редкая опрятность пола и мебели, чистый воздух, — все это производило на посетителей, которые, конечно, бывали у нее очень редко, вследствие ее исключительного положения, весьма приятное впечатление и свидетельствовало о принадлежности хозяйки к самому лучшему обществу.
Старица Анна проживала в Тамбове совершенно уединенно, занимаясь хозяйством и молитвой. Она сама стирала белье, мыла полы и готовила кушанье, причем отличалась особенным умением печь великолепные хлебы…
Некоторые любопытные собеседники иногда в разговоре спрашивали ее: «кто она такая?» и это, при всей ее скрытности, не только не оскорбляло ее, но даже доставляло ей видимое удовольствие. На подобные вопросы она обыкновенно отвечала: «я арестант». Если же кто-нибудь относился к ней с особенною почтительностью или же за что-нибудь хвалил ее и льстил ей, то она не обращала на это ни малейшего внимания. Вскоре после ее приезда в Тамбов, тамбовская игумения Евгения, сначала относившаяся к ней с особенным уважением и даже страхом, распорядилась было, чтобы при полиелее монахини подходили с поклоном и к «матушке Анне Ивановне»; но эта честь немедленно была отклонена ею: каждой монахине она откланивалась низким поклоном, почти до земли.
Матушка Анна прибыла в Тамбов с серым говорящим попугаем, к которому относилась с большою нежностью. Попугай этот жил в большой посеребренной клетке и приводил в изумление всех обитателей монастыря своею ученостью…
В средствах приезжая не нуждалась и любила помогать бедным вещами и небольшими деньгами.
С особенным уменьем ходила Анна Ивановна за больными и действительно помогала многим из них. Усманский аптекарь Конусевич чуть было не лишился руки и ни один док-тор не мог помочь ему. Тогда он обратился за помощью к Анне и через одного из ее друзей получил от нее пластырь, который радикально в 6 дней исцелил его руку. «Пусть только — велела она передать своему пациенту — не скупится он для бедных и дает им лекарства да-ром».
Несомненно было, что матушка Анна много путешествовала и во время своих путешествий успела побывать в разных европейских и азиатских странах, а также в самых отдален-ных пунктах нашего Отечества. По свидетельству одного лица, пользовавшегося особенною ее доверенностью, она 13 лет странствовала пешком по Святым местам, 8 лет прожила в Иркутске, где и управляла женским монастырем, полгода провела сиделкой в петербургской Мариинской больнице и несколько времени жила в Одессе. Как особа в полном смысле слова бывалая, она была известна очень многим значительным лицам в России и за границей. Под именем иерусалимской игуменьи ее знал митрополит Филарет, а от иерусалимского митрополита Мелетия она получила в подарок икону, изображенную на голгофском камне…»
Весной 1861 года, по указу Св. Синода, монахиню Анну в сопровождении солдат и по-лиции отправили в Пензенский Троицкий женский монастырь. Провожать старицу вышли все монахини и послушницы монастыря, больные смотрели на процессию из окон, многие плакали. На поклоны сестер обители при проезде, старица также отвечала низкими поклонами из окон кареты. Увезли ее в самое половодье, в с. Паиме около суток она оставалась в воде (сидя в карете) и приехала в Пензу совершенно больной.
Предчувствуя кончину, за три дня до смерти старица отправила одному близкому человеку телеграмму: «Простудилась — умираю». Завещание старицы Анны заключалось только в просьбе игумении Надежде сделать простой гроб, но внутри непременно обить его белым атласом. Кончина последовала на Пасху 1861 года. Игумения поскупилась на атлас — изготовили гроб обитый коленкором, но он не годился — и короток, и узок. Пришлось в точности исполнить желание покойной. Среди имущества почившей матушки был найден наперсный крест с надписью: «Царевна Анна». Перед выездом из Тамбова своему крестнику старица послала карманные часы с такою же надписью…
Похороны состоялись на другой день после кончины — 23 апреля 1861 года в Троицком монастыре при большом стечении народа. На могиле ее положена была чугунная плита с надписью: «Старица Божия Анна».
Личность старицы Анны до сих пор остается загадкой, но народная молва упорно считала ее Великой Княгиней Анной Федоровной…
(Составлено по статьям И.И.Дубасова, А.Н.Норцова, А.И.Самоцветова в вып.56 ИТУАК)