В народной памяти сохранились какие-то неясные сведения о месте рождения Григория Коныгина. Одни утверждали, что родина его д. Пачел (Боголюбовка), другие д. Сявель (Сергиевка). Все сходятся только в одном: деревня его находилась в лесах. Пачел и Сявель располагались рядом в 8-10 километрах друг от друга и обе деревушки лесные. В одной из этих деревень и родился будущий подвижник и если доверять не людской памяти (хотя она в данном случае достаточно точна), а документу, которым мы располагаем, то родился старец Григорий Коныгин в д. Сергиевка (Сявель). Произошло это событие примерно в 1842 г. Отца будущего подвижника звали Артамоном и деда также, поэтому деревенское прозвище Коныгиных – Томины.
С детства Григорий отличался какой-то неотмирностью. За такими в деревне закреплялась репутация «дурачка». Им было уготовано терпеть от людей насмешки и издевательства. Деревня Сергиевка входила в приход с. Ст. Чернеево, где располагался Свято-Никольский Чернеев мужской монастырь. Без сомнения юный Григорий не раз посещал монастырь и наверняка знал тамошнего подвижника Николая Савельевича. Очевидно, что этот человек оказал огромное влияние на духовное формирование будущего старца. Образ жизни и характер деятельности отца Григория – яркое подтверждение того, что он был в некотором роде учеником Николая Савельевича.
Чернеев монастырь, расположенный в тихом красивом месте, со своей спокойной, размеренной жизнью, привлек сердце Григория, и он решил в нем остаться на жительство, впрочем, не принимая монашеского пострига. Прожил он в монастыре около пятнадцати лет, исполняя самые черные работы не гнушаясь и уборкой туалетов. Почему Григорий покинул обитель, мы не знаем. Произошло это видимо в самом конце XIX в.
Какое-то время старец странствовал, а потом поселился в селе Польное Ялтуново у одной благочестивой женщины Пелагии Семеновны Блохиной. У нее в саду был небольшой домик, в котором старец и жил вместе со своей келейницей матушкой Феодосией . В этом доме все было устроено наподобие часовни. Вот как один современник описывает внутренний вид дома: ’’Весь красный угол заставлен от лавок до потолка, а по стенам эти иконы простираются аршина на два в каждую сторону, прилегающую к красному углу. Перед иконами в один ряд развешено 14 лампад и, кроме того, висит вырезанная из дерева люстра на 12 свечей. В переднем углу уложено несколько книг старинной печати, без обозначения автора, две псалтири и др. На брусу, около русской печи, подвешен дужной колокольчик, к языку которого подвязана подцепка, как бы для благовеста. Помимо этого все стены увешаны картинами духовного содержания’’. Другой посетитель кельи старца замечает следующее: «На потолке наклеены из бумажек подобие звезд» Он же дает и описание внешнего вида старца: «Маленький, седенький, с живыми проницательными, горящими черными глазами. Одет в женское длинное пальто с платочком на голове. Борода подстрижена, походка быстрая».
Здесь в этом доме собирались часто крестьяне с. Ялтуново и окрестных сел. Вместе читали Св. Писание, пели церковные песнопения, беседовали на духовные темы, молились. Старец любил церковное пение и из девушек, которые ходили к нему, составил небольшой хор, прекрасно исполнявший многие песнопения.
Уже в это время у отца Григория проявился дар прозорливости. Но он никогда ничего не говорил прямо, а только иносказательно: притчами, поговорками. Вот только несколько случаев прозорливости.
В с. Борки (это километра 3-4 от Ялтуново) в местной Никольской церкви служил священник отец Димитрий Петропавловский. Однажды его матушке старец подарил два крестика, которые сам вытачивал. Никто не мог понять – к чему это, только через несколько лет все разъяснилось: матушка умерла родами, а вскоре умер и ее сын, вот и пригодилось два крестика.
Как-то раз группа ялтуновских крестьян, возвращаясь с покоса, решили зайти к старцу, как они выразились «поболтать». Когда они подошли к дому, то увидели старца стоящего на пороге. В одной руке он держал пустой стакан, а в другой ложку. Всунув ложку в стакан, и как будто там что-то перемешивая, он протянул стакан мужикам со словами: «Нате, поболтайте!» Обличая этим их желание пустословить.
В одном селе, не очень близком к Ялтуново, жили муж и жена. Муж был верующий, а жена нет. Вот раз он предлагает жене: «Мария, пошли к о. Григорию», а она отвечает: «В такую даль идти, его может и нет дома». Муж все равно настаивает: пойдем и пойдем. Жена, в конце концов, согласилась, но при этом скептически заметила: «Да, что он знает, твой о. Григорий, чего к нему идти». Приходят они к домику старца, стучат, никто не открывает. Вдруг отворяется окно и старец говорит: «Отца Григория дома нет, он ничего не знает».
Слава о необычайном подвижнике разнеслась по всей округе, к нему шли издалека. Это, в свою очередь, в чьих-то сердцах вызвало острую зависть, последовал донос гражданскому и епархиальному начальству. Старца обвинили в том, что собрания, которые происходили у него в доме: «Нередко сопровождались действиями безнравственными, выражавшимися в оголении тела, вольном обращении с мужчинами, употреблении спиртных напитков».
Было назначено следствие. Опрошены местные ялтуновские священники отец Вас. Сергиевский и отец Вас. Богоявленский. Они отозвались о старце и о посетителях его дома очень хорошо, указав, что они: «Прилежные христиане и усердные богомольцы, а на собраниях занимаются пением и чтением молитв». Следствие выяснило, что все обвинения против Григория Коныгина и его чад не имеют под собой никаких оснований. Тем не менее, власти запретили собираться у старца в доме, а сам он оказался под негласным полицейским надзором.
Епархиальные власти также относились к старцу с большим подозрением. Именно по инициативе епископа Тамбовского Иннокентия началось следствие. Владыка, внимая ложным слухам, опасался, как бы не возникла в селе новая секта (в Ялтуново уже существовала секта молокан и жидовствующих). Для современников образ жизни и действий старца были непонятны. Действительно, для чего в стране, где православие являлось господствующей религией, где почти в каждом селе есть церковь, а то и две, где много монастырей и любой мог в них поступить, обособляться от всего и всех, и собирать вокруг себя общину и заниматься тем, чем должен был бы заниматься пастырь. Но если вглядеться в то, что делал старец в то время, то станет понятно, что задолго до грозных дней 1917 г. он стал учить людей тому, как им сохранить веру в годы гонений. Готовил тех, кто станет духовной опорой людей во времена, когда уже не будет храмов и пастырей, тех, кто сохранит веру предков и передаст её незамутненной будущим поколениям.
Перед самой войной 1914 г. отец Григорий уходит в затвор. Посещавший его зимой 1914 г. окружной миссионер о. Вас. Бельский удивляется тому, что старец почти не выходит из своей кельи и не посещает храм. На вопрос: причащается ли о. Григорий, он не получает никакого ответа и почему-то делает вывод, что старец уже несколько лет не приобщается Св. Таин. Отец Василий приезжал следить за старцем: не замышляет ли он какой-либо новой ереси, и чтобы убедить его жить как все.
Наступила война. Россия, охваченная патриотическим порывом, была полна решимости разгромить врага. И едва ли в стране тогда нашлось бы и несколько десятков человек, которые как старец Григорий остро чувствовали, что конец приближается, грядут новые страшные времена.
Приход к власти большевиков – безбожников нисколько не удивил старца. По этому поводу он сказал: «Ляжем в совет, встанем его нет».
Осенью 1918 г. гражданская война подступила и к шацким пределам. Именно в этот год, крестьяне, доведенные до отчаяния политикой советской власти выражавшейся в бесконечных репрессиях, реквизициях и беззакониях, подняли восстание. Немалую роль в возникновении этого восстания сыграла и война, которую объявила новая власть церкви. Народ встал на защиту своих святынь. В считанные дни советская власть была ликвидирована практически во всех волостях уезда. Кучка большевиков осталась лишь в самом Шацке и лишь вооруженная помощь Тамбовского губисполкома спасла положение. Восстание было подавлено. За дело принялись карательные отряды. Жгли, убивали, пытали. Один из таких отрядов должен был прийти и в Ялтуново. И только молитвенное предстательство старца спасло жителей от беды. Однажды в полночь отец Григорий покинул свое жилище и отправился в путь. С молитвой он обошел Польное и Лесное Ялтуново, а также Конобеево, больше до восхода солнца не успел. Именно в эти села отряд не зашел, хотели было зайти в Конобеево, но почему-то свернул в другую сторону, хотя конобеевцы были одними из активных участников восстания.
В тот год отца Григория власти арестовали, спустя какое-то время, отпустили, посчитав, что такой старый человек вряд ли будет опасен.
Старец продолжал жить в с. Ялтуново. По временам ходил в соседнее село Борки, где им было ископано пять колодцев. Здесь молился. Приходивших к нему также направлял к колодцам приучая хоть какие труды понести ради Господа. И крестьяне, зная силу молитв старца, в засушливые дни шли именно к этим источникам, молиться о дожде, и небеса отверзались, проливая влагу на землю.
Путь, которым шел сам старец в духовной жизни, был необычным, но, наверное, единственно верным в новых условиях. Всеми своими действиями старец как бы говорил окружающим его людям, что евангельские заповеди о молитве, любви к ближнему, посте, воздержании, даны не столько исключительно для монашествующих, но и для всех христиан. И слова апостола Павла: «Вы воины Христа» обращены ко всем, а значит каждый, обязан вести непрерывную духовную брань.
Вот как он учил послушанию. Отправил как-то старец к Борковским колодцам группу парней и девушек, дав каждому по 10 копеек, и велел их не выбрасывать. Один парень по дороге подумал: «Зачем мне они нужны, эти 10 копеек?» и выбросил их. За ослушание он тут же ослеп. Вернулись к о. Григорию, рассказали все, просили прощения, старец помолился, и к парню вернулось зрение.
В наставлениях отца Григория явно видна та традиция духовного делания, которая существовала в среде благочестивых крестьянский семей: строго постились в установленное церковью время, соблюдали кроме среды и пятницы пост в понедельник. Старец благословлял после Успенского поста воздерживаться еще до Усекновения главы Иоанна Предтечи. Пословица: «Рано ядение – душе на погубление» не было пустым звуком. Не вкушали пищи до 12 часов дня, пока не окончится утренняя служба. Чадам своим говорил, чтобы на Михаила Архангела не вкушали ни воды ни хлеба: «Михаил Архангел, вон какой грозный, а нам объедаться?» У о. Григория спрашивали: «А семечки можно?» «Можно, – отвечал он. — Только за каждую семечку по Иисусовой молитве». Но везде он поступал с рассуждением и снисхождением. По поводу благословения его строго поститься рассказывали следующий случай. Старец велел всем своим духовным детям не вкушать мяса. Одна девушка очень опечалилась. Она спросила у него: «Почему нельзя есть мясо?» Старец ответил: «Какое нам с тобой мясо, нам с тобой воробьиное крылышко». Девушка эта была из большой семьи, самая младшая и мясо ей доставалось совсем мало, вот старец и предлагал ей: откажись совсем.
Особенно относился строго к тем, кто предавался каким-либо вредным привычкам. С курящими велел, даже, не здороваться: «С ними ангела нет».
Конечно же не каждому по силам было идти тем путем, который предлагал отец Григорий, но и в Св. Писании сказано, что только тесными вратами можно попасть в рай. Среди многих приходящих к нему старец отбирал тех, кто принимал его наставления к руководству. В основном это были молодые девицы. Постепенно образовалась небольшая общинка. Члены ее вели жизнь девственную, постническую, пребывая постоянно в молитве и трудах. За остальных старец молился, кого наставлял, кого исцелял, а кого утешал.
Шло время. Советская власть видимо крепла. Стали закрывать храмы, ссылать священников, быть верующим теперь было опасно. Но по-прежнему к отецу Григорию шел народ. К концу 20-х началу 30-х годов старец был уже совсем слаб физически. Старость давала о себе знать. В это время отец Григорий был арестован и отправлен в Шацкую тюрьму. В Ялтуново он уже больше не вернулся.
В тюрьме над ним издевались. Пытались отравить, давая пышки с мышьяком, но старец отказывался есть, говорил: «Отец Григорий пышки с мышьяком есть не будет».
Вскоре старца переправили в г. Рязань, а оттуда в с. Желчное, где он и умер. Произошло это в 30-х годах, когда точно неизвестно. Прожил старец Григорий около ста лет.